«Сид, ты не понимаешь того, что большая часть нашей жизни определяется бессознательным». Когда Эриксон сказал мне это, я отреагировал так же, как большинство моих пациентов, когда я говорю им то же самое. Я почувствовал, что смысл его слов сводится к тому, что моя жизнь предопределена и что самое большее, на что я могу надеяться — это осознание раз и навсегда установленных шаблонов функционирования бессознательного. Позже, однако, я понял, что бессознательное не является таким уж неизменным…
С этих слов начинается книга Сидни Розена «Мой голос останется с вами», посвящённая терапевтическим историям Милтона Эриксона. Говоря о бессознательном, порой бывает трудно осознать, что на самом деле огромный пласт нашей жизни неподвластен нашей воле. Иначе говоря, главный тезис жизни, который очень непросто принять, звучит так: полный самоконтроль невозможен.
Управляй и властвуй
Под самоконтролем я конечно же имею ввиду сознательный контроль. Большая часть того, что происходит в организме и сознании человека, происходит абсолютно непроизвольно. Мы непроизвольно думаем, непроизвольно чувствуем, дышим, сердце работает непроизвольно, эмоции приходят и уходят непроизвольно… Мы не можем по желанию навсегда забыть что-то, в большинстве случаев не можем по желанию вспомнить то, что было забыто. Невозможно одним волевым решением сочинить музыку, написать картину. Невозможно влюбиться или разлюбить по желанию. Как бы мы ни старались, мы никогда не сможем контролировать себя полностью. Именно поэтому это и называют бессознательным. Оно наполняет жизнь спонтанностью и творчеством.
Однако, даже учитывая иллюзорность самого такого намерения, самоконтроль это то, на чём буквально помешано всё наше общество. Практически каждого человека с детства приучают к тому, чтобы контролировать свои физиологические акты; чтобы управлять проявлениями своих эмоций; контролировать свои желания…
Этому находится множество обоснований. Те непроизвольные стремления, желания, потребности, которые бывают у людей, частенько создают сплошные проблемы. Эти стремления могут порицаться обществом, доставлять неудобства родителям, требовать отказаться от привычных воззрений и убеждений. А ради чего? Ради маленького человечка, который ещё сам не знает, чего ему от жизни нужно? Намного легче и правильнее сначала научить его контролировать себя, быть хорошим мальчиком или хорошей девочкой. А там дальше разберётся, что к чему.
А что значит сознательно контролировать? Мы как бы поднимаемся над нашими эмоциями и прочими непроизвольностями и говорим: «Всё, теперь я большой мальчик/большая девочка, и вы будете слушаться меня. Теперь я вами командую, а не вы мной. Теперь меня будут больше любить.» А на самом-то деле ребёнок тоже не самостоятелен. Необходимость контролировать себя возникает только при столкновении со средой — с родителями, с обществом — и под их влиянием. Детей заставляют это делать под страхом отвержения, страхом наказания, страхом стыда, — не удивительно, что некоторые из них весьма в этом преуспевают. Всё-таки кое-что действительно можно научиться контролировать, зажимать, блокировать. Потому что если он сам не начнёт контролировать себя, его будут контролировать другие. Такая парадоксальная погоня за контролем в попытке избежать контроля.
Подумайте, вам когда-нибудь говорили, что плакать стыдно? Что боятся только трусы? Что стыдно просить о помощи? Что нельзя жалеть себя или напрашиваться на жалость? Сколько раз вас заставляли бросить то, что вам нравилось, и начать делать то, что надо? Разлучали ли вас когда-нибудь с возлюбленным? Стыдили ли вас когда-нибудь за то, что вы не в силах изменить?
И человек начинает учиться самоконтролю. С поведенческой позиции это благодарное занятие, поскольку любой успех вознаграждается — или поощрением (в лучшем случае), или отсутствием наказания. Оказывается, можно действительно многое контролировать: можно не плакать, когда больно; не трястись, когда страшно; не просить, когда хочется; не говорить, когда нельзя… С каждым днём удлиняется список боевых заслуг в войне с собственным бессознательным. А оно, как отряд диверсантов, находит всё новые и новые возможности проявить себя.
Рождаются страхи, порой совершенно иррациональные, которые усердно глушатся антидепрессантами и транквилизаторами. Человек вынужден постоянно перебарывать себя, идя на работу или на учёбу, общаясь с людьми, спускаясь в метро или поднимаясь по трапу самолёта. Возникают бесконечные навязчивые мысли, заставляющие производить нелепые последовательности действий, чтобы ослабить хватку стоящей бок-о-бок с ними тревоги. Психика всеми средствами говорит — вот она я, попробуй догони!
Последний рубеж
И вот наступает день, когда «легитимные» средства проявления себя у этого глубинного спонтанного «Я» заканчиваются. Всё то, что физиологически возможно взять под контроль, уже завоёвано, укреплено и обнесено колючей проволокой. И тогда начинается настоящая «партизанская война»: бессознательное задействует механизмы, которые неподвластны воле. Так появляется бесчисленное количество психосоматических заболеваний.
К примеру, однажды просто ни с того ни с сего начинает болеть, ныть, урчать живот. Причём, зараза, в самое неподходящее время. Опять брешь, опять что-то, за за что всегда ругали: допускаешь себе непростительную вольность потерять контроль над собой, сделать что-то стыдное, что-то грязное, что-то плохое. И уже ставшие старыми знакомыми механизмы самонаказания вновь включаются на полную катушку — вина, стыд, страх отвержения и одиночества.
Что такое, например, синдром раздражённого кишечника? Это чрезвычайная чувствительность кишечника к самым обычным стимулам. Что такое аллергия? Это чрезвычайная чувствительность иммунной системы к самым обычным стимулам. Что такое астма? Это чрезвычайная чувствительность бронхов к самым обычным стимулам. Что такое психическое расстройство? Это чрезвычайная, подчас извращённая чувствительность психики к самым обычным стимулам. В конечном итоге, всё это — агрессия против самого себя.
И сначала такое заболевание может действительно быть чётко связано с внешними стимулами. Бывает, что сам человек не замечает этого, но при подробном расспросе выясняется, что приступы возникают тогда, когда раньше возникали какие-то особые эмоции — волнение, страх, возбуждение. Но человек научился не замечать, блокировать эмоции — теперь он не может не замечать боль. Если не обращать на это внимания, болезнь начинает существовать сама по себе, жить своей жизнью. А сознание само начинает всячески открещиваться от какой-либо связи с этим. И пропасть между сознанием и бессознательным растёт и растёт.
Как это всегда бывает, наше благословение становится также нашим проклятием. То, что должно делать нас лучше, помогать нам расти и развиваться, блокирует нас и делает чёрствыми и хрупкими, как сухие ветви деревьев. Это внутренняя, глубинная убеждённость в том, что для нас хорошо, а что плохо. Без какого-то очень важного звена это противостояние превращается в бесконечную погоню, и единственная возможность ослабить напряжение — дислоцировать «плохое» в непроизвольной, бессознательной части нашей психики, а «хорошее» — в произвольной, сознательной части. А дальше вступают в игру давно известные идеодинамические механизмы: всё, что попадает в бессознательное, способно прорасти и проявлять себя самостоятельно. Проблема становится «врагом», которого нужно победить, которого надо контролировать. Круг замкнулся.
С нежной яростью
Этот круг, в котором контроль порождает большую потребность в контроле, сам по себе не имеет выхода. В околопсихологической среде бытует представление о «самопринятии» как об универсальном решении всех психологических проблем. Но идея, которая позволяет разорвать этот круг, на самом деле более глубокая и сложная. Этот путь, первооткрывателем которого стал Эриксон, являет собой путь покровительства. Но покровительство подразумевает не невежественное попустительство своим «грехам», а заботливое, вдумчивое покровительство той части себя, которая требует выражения и развития, которая привлекает к себе внимание с того момента, когда вы впервые заметили в себе что-то «неподконтрольное». Это покровительство, направленное на взращивание, обучение и объединение.
В идеале, мудрый родитель становится для человека первым примером покровительства — знакомства и объединения природного и культурного опыта. Стивен Гиллиген называет эти формы опыта «fressen» и «essen» (нем. «есть, поедать», соответственно, как животное и как человек): природный и культурный, телесный и умственный, эмоциональный и интеллектуальный и т.д. Этот процесс не из быстрых — чтобы помочь ребёнку научиться есть как человек, требуется много времени и усилий по покровительству. И именно тогда, когда телесный и интеллектуальный опыт благословляются и объединяются, человек переживает глубокое проживание своего «Я». Когда же природный, телесный опыт проклинается и — вновь начинает расти замкнутый круг контроля.
Очень часто именно психотерапевт впервые дарит клиенту опыт по-настоящему прочувствованного покровительства для телесных и эмоциональных переживаний.
Гиллиген так рассуждает о необходимых качествах покровителя:
Эффективное покровительство самому себе или другому человеку требует множества взаимодополняющих энергий. Например, способный помочь покровитель обязательно должен быть в состоянии воплощать в себе ярость и проявлять её многими способами: оставаться преданным, видеть сквозь «чушь», оставаться сосредоточенным, относиться к человеку серьёзно, уважать и защищать границы и так далее. Хороший покровитель должен в равной степени культивировать в себе и других нежность посредством успокаивающего присутствия, способности эмоционально затронуть и быть затронутым, мягкого и доброго присутствия, сострадания и так далее. Эффективное покровительство также требует игривости или озорства: искорка в глазах, чувство юмора, способность удерживать несколько точек зрения и изящно перемещаться между ними, и тому подобное.
С. Гиллиген. «Проблема и есть решение: принцип покровительства с психотерапии».
Переходя от контроля к покровительству над бессознательными непроизвольными процессами, мы начинаем «раскручивать» порочный круг в обратном направлении. Бессознательное, наконец, услышано, оно может с каждым днём всё легче доносить свой голос до сознания. Отпадает необходимость в жёстких и дискомфортных симптомах, на смену контролю и покровительству приходит сосуществование и сотрудничество. И та большая работа, которая происходит параллельно с этим — это нахождение пути, на котором из противостояния противоположностей возникает их гармоничное взаимодействие. Казалось бы, это звучит парадоксально, но именно бессознательный разум способен создавать и реализовывать такие парадоксы. В сущности, именно этим он постоянно и занимается.